Суровый северный Бельтайн

Мир-труд-май — знакомый человеку постсоветского пространства слоган. Наши люди привыкли связывать эту дату с массовыми демонстрациями, транспарантами, шариками. Перемежаясь с открытием садово-огородного сезона и распадом Союза маевки запахли шашлыками и алкогольными напитками. Но они не пропали, и в этом не заслуга сменившейся партии власти.

На самом деле первые дни мая отмечены во всех европейских культурах, и имеют очень древние корни. Даже суровый коммунизм не смог пройти мимо этих глубоких корней, которые уходят вглубь веков, к языческим временам, когда человек был настолько сближен с переживанием природных циклов, что едва ли мог противопоставлять себя миру, как часто стремится это сделать современный Хомо.

Основным содержанием Бельтайна — предка первомая — было культурно опосредованное осознание перехода жизненного цикла от зимы к лету. По большому счету межсезонье (мы даже так и говорим меж-сезонье) пришло в массовое мировоззрение позже, и изначально год делился на две половины: темную — от Самайна до Бельтайна, и светлую — от Бельтайна до Самайна.

Исходя из этого деления далее наслаивается и вся мифология обеих точек колеса года. Но сейчас мы говорим о Бельтайне. И все эти майские деревья, помолвки, свадьбы, пробуждения и игры Фейри, нарочитые сексуальные культы — все это квинтэссенция идеи цикличного возрождения жизни, которое и наблюдается в первые майские дни особенно ярко и отчетливо. Сознанию надо не только воспринять распускающиеся цветы на плодовых деревьях или зеленеющие пастбища — ему нужно утвердить этот факт осмысленно, символизированно. Человеку нужно закрепить факт смены годового цикла, отметить его, наделить определенным смыслом и значением, исходя из наблюдаемых природных явлений и сопутствующих им бытовых и трудовых изменений земледельческого и скотоводческого циклов. В этом-то и отличие языческих праздников от тех же христианских, например, — они привязаны к реальным природным явлениям, тогда как христианские — к библейским. Хотя я даже праздниками назвала бы эти годовые точки-события условно.

Любое такое событие языческого календаря — результат работы чуткого, внимательного и дотошного наблюдения за природой и осмысление естественной динамики через призму культуры и человеческого мировоззрения. Каждое событие колеса года не оторвано от остальных и полностью понято может быть только вместе со всеми остальными, и прежде всего — со своими оппонентами.

Ведь если внимательнее посмотреть на дуальность Бельтайн-Самайн, мы увидим в этой паре день и ночь, лето и зиму, жизнь и смерть — и всё по кругу, всё по кругу. Путь языческого колеса года не заканчивается никогда. Это вечное движение мира, всегда и во всем, никогда не прекращающееся и никогда не замирающее, происходящее в каждом бытии существ и явлений — в растениях, животных, людях, небе, земле, воде, огне, воздухе.

И главное, по чему наш северный люд чувствует и понимает этот неизбежный переход к лету — это длинный световой день. Так же, как и Самайн знаменует короткий световой день и переход на зиму. Не Йоль несет эту информацию, Самайн. Йоль — это глубинная точка зимы, ее пик, обращенный во тьму. Так же как и Лита — это вершинная точка лета, его зенит. А вот переход, новое рождение лета — это Бельтайн.

DSC_1381_1 (Копировать)

Так вот, когда в условиях крайнего севера снег лежит по 9 месяцев в году, когда весны как таковой нет (вот вам и два полярных времени года), а природа спешит выполнить свой ежегодный летний ритуал, только значительно прибавившийся день дает человеку непоколебимую веру в то, что колесо года не сломалось, что обод его цел, а спицы упруги и сильны, и оно катится своим чередом, не нарушая порядка естественного существования мира. За этим осознанием приходят и звонкие капели, и влажные проталины, и первая робкая зелень, и толстые, готовые разорваться мякотью зеленых листьев почки, и жадно впитывающая талую влагу оттаивающая земля — все следует за все дольше висящим над горизонтом скупым северным солнцем.

Наверное, северная культурная традиция стала мне так близка, потому что я всю жизнь живу на севере Дальнего востока. Я привыкла определять времена года не по календарю (ведь весенний календарный апрель на Камчатке — настоящая зима с пургами, сугробами и лыжами), а по Солнцу и длительности светового дня. И чем дольше я изучаю культуру и мировоззрение народов, тем больше я вижу зависимость глубинных, первичных осознаний человечества с особенностями восприятия и понимания особенностей территории проживания. Конечно, это адаптационные механизмы, но поскольку именно они опосредовали по сути весь человеческий опыт, именно их отголоски можно найти во всех культутрно-мировоззренческих паттернах. И мы со всеми своими интернетами и мегаполисами — по сути все те же Хомо, смотрящие во тьму ночи в ожидании, когда же ее разрежет тонкая полоска солнечного света…